В Израиле дети не играют в войнушку.
Я вас не достал еще с Израилем, а? Нет? Ну и славно.
Помните, как у нас было, да? Разбивались на "наших" и - опционально - либо "немцев", либо "белых", палок с земли понахватали - автоматических, снайперских, советского и немецкого производства, и шасть по дворам да по кустам. Лежишь себе, бывалоча, в засаде, белых ждешь. Тут что хорошо - социалистический реализм, который в крови. Хоть ты там засни в тех кустах, а победа все равно будет за нами, потому как белые все одно проиграют, им так на роду написано. Поэтому белыми никто становиться не хотел: нафига ж кому такое счастье, когда тебе прямо при жеребьевке билеты с чемпионата домой выписывают? Спасал вечный компромисс: воевали сериями из четного количества партий. Чтоб, значит, никому не обидно. Так и жили.
И вот лежишь это ты в засаде под кустом, видишь белых и орешь, как оглашенный - та-та-та-та-та-та-та, падай, ты убит! Ну, тому, ясен пень, ничего не остается, как падать, где стоял, и умирать. Умирать так вот за здорово живешь, однако, мало кому хотелось, поэтому доблестно павшие, полежав чуток для приличия, отлолзали в сторонку и орали, что их перевязали, и они теперь опять ого-го. Какие образом перевязка способствует оживлению свежезастреленного трупа, никто из нас не задумывался. До медицинских сенсаций, правда, не доходило: из участников боевых действий на тот момент не умел писать никто (умевшие писать гуляли в песочнице под надзором бдительных бабушек), а значит, и монографий и диссертаций готовить было некому. Пословицу же про мертвого и припарки мы проходили в школе уже гораздо позже. Да и вообще в детстве куда больше возможностей.
Интересно, однако. Ну, понятно: страна пережила - и всю дорогу после переживала - самую страшную войну в истории человечества. Плюс идеологический заказ: белые всегда были врагами, даже полвека и более спустя после того, как их не стало. А иначе могли возникать вопросы: а почему колбасы нет? Так ты посмотри, говорили нам, с кем мы воевали! Это ж вон какие звери! Один батька Бурнаш чего стоит, а? Или там, штабс-капитан Овечкин. Какая колбаса, окстись! Видимо, нам исподволь пытались убедить, что оный батька в исполнении Копеляна таки успел слопать всю отечественную колбасу прямо перед своей позорной кончиной от рук неуловимых.
Фильмов про Гражданскую и Великую Отечественную хватало на всех, стихи про Победу начинали учить уже в яслях, а если кто решит проверить наши силы, тому мы навсегда покажем твою мать. Отдельный бред: в детских садах половина мальчишек на вопрос, кем ты хочешь стать, отвечала - танкистом! Вторая половина хотела стать космонавтами, что тоже не так уж плохо, поскольку космонавты у нас традиционно сперва работали военными летчиками. При этом страна не воевала уже - сколько там прошло тогда? - тридцать лет. Потом она не воевала уже сорок лет, а в детских садах все готовили танкистов и летчиков.
Нет, в самом деле забавно.
Израиль воюет со дня своего основания, в армии служат поголовно все, включая женщин, мужчины расстаются с армией уже в почти предпенсионном возрасте, практически у каждого мальчишки в доме - ежедневно, и за столом, и вечером с газетой - присутствует как минимум один мужчина, который воевал. Сам. Если для советского ребенка времен моего детства понятие "враг" означало нечто не вполне реальное, никогда в глаза не виданное, некий почти нестрашный жупел из прошлого, который в его играх неизменно бывал побеждаем, то для израильского "враг" - это близко, а для многих - настолько близко, что отца у них уже нет. А у кого и матери, а кто и сам...
И не играют они в войну. Не делятся на евреев и арабов, не лежат под кустом и не кричат "пиф-паф, падай, ты убит". Все больше то в футбол, то в черепашек-ниндзя. То еще во что-то. То ли им этой войны в реальной жизни хватает, чтобы переносить ее еще и в игры, то ли как-то понимают, что серьезными вещами не играют... Черт его знает.
А еще там почему-то не пишут песни насчет отучить проверять, если кто там чего решит. И насчет грудью защитить иудаизм там тоже песен не пишут. Насчет врагов тоже. Поют вон от имени отца, который ждет сына из армии на выходные, рассказывает ему про то, как мама волнуется, как они его встретят в субботу. Нежная такая песня, какая-то недопустимо нежная для мужчины, на русский-то слух. Ласковая. Здесь бы такую если и написали, то разве что от имени матери или, допустим, Катюши (Ксюши, Наташи), которая по-над рекой кого-то там ждет с дальнего пограничья. Мужики по-русски если и поют, то только о том, как кому-то там что-то набить или что-то показать. То есть - в морду. А тут - хочется своего мальчишку обнять, волосы ему взъерошить. Не по-мужски как-то это, не по-русски, наверное. И мужики там умеют плакать.
Черт его знает.
Правда, в армии служить все еще престижно. А еще там поп- и рок-звезды поют песни на стихи погибших солдат. Бесплатно и сами. И все это крутят по радио. Перед каждой песней сообщают: стихи старшего сержанта такого-то, погибшего тогда-то и там-то. И поют. Хорошие песни попадаются, кстати.
Я к чему все это... Да ни к чему, в общем. Так.
Я вас не достал еще с Израилем, а? Нет? Ну и славно.
Помните, как у нас было, да? Разбивались на "наших" и - опционально - либо "немцев", либо "белых", палок с земли понахватали - автоматических, снайперских, советского и немецкого производства, и шасть по дворам да по кустам. Лежишь себе, бывалоча, в засаде, белых ждешь. Тут что хорошо - социалистический реализм, который в крови. Хоть ты там засни в тех кустах, а победа все равно будет за нами, потому как белые все одно проиграют, им так на роду написано. Поэтому белыми никто становиться не хотел: нафига ж кому такое счастье, когда тебе прямо при жеребьевке билеты с чемпионата домой выписывают? Спасал вечный компромисс: воевали сериями из четного количества партий. Чтоб, значит, никому не обидно. Так и жили.
И вот лежишь это ты в засаде под кустом, видишь белых и орешь, как оглашенный - та-та-та-та-та-та-та, падай, ты убит! Ну, тому, ясен пень, ничего не остается, как падать, где стоял, и умирать. Умирать так вот за здорово живешь, однако, мало кому хотелось, поэтому доблестно павшие, полежав чуток для приличия, отлолзали в сторонку и орали, что их перевязали, и они теперь опять ого-го. Какие образом перевязка способствует оживлению свежезастреленного трупа, никто из нас не задумывался. До медицинских сенсаций, правда, не доходило: из участников боевых действий на тот момент не умел писать никто (умевшие писать гуляли в песочнице под надзором бдительных бабушек), а значит, и монографий и диссертаций готовить было некому. Пословицу же про мертвого и припарки мы проходили в школе уже гораздо позже. Да и вообще в детстве куда больше возможностей.
Интересно, однако. Ну, понятно: страна пережила - и всю дорогу после переживала - самую страшную войну в истории человечества. Плюс идеологический заказ: белые всегда были врагами, даже полвека и более спустя после того, как их не стало. А иначе могли возникать вопросы: а почему колбасы нет? Так ты посмотри, говорили нам, с кем мы воевали! Это ж вон какие звери! Один батька Бурнаш чего стоит, а? Или там, штабс-капитан Овечкин. Какая колбаса, окстись! Видимо, нам исподволь пытались убедить, что оный батька в исполнении Копеляна таки успел слопать всю отечественную колбасу прямо перед своей позорной кончиной от рук неуловимых.
Фильмов про Гражданскую и Великую Отечественную хватало на всех, стихи про Победу начинали учить уже в яслях, а если кто решит проверить наши силы, тому мы навсегда покажем твою мать. Отдельный бред: в детских садах половина мальчишек на вопрос, кем ты хочешь стать, отвечала - танкистом! Вторая половина хотела стать космонавтами, что тоже не так уж плохо, поскольку космонавты у нас традиционно сперва работали военными летчиками. При этом страна не воевала уже - сколько там прошло тогда? - тридцать лет. Потом она не воевала уже сорок лет, а в детских садах все готовили танкистов и летчиков.
Нет, в самом деле забавно.
Израиль воюет со дня своего основания, в армии служат поголовно все, включая женщин, мужчины расстаются с армией уже в почти предпенсионном возрасте, практически у каждого мальчишки в доме - ежедневно, и за столом, и вечером с газетой - присутствует как минимум один мужчина, который воевал. Сам. Если для советского ребенка времен моего детства понятие "враг" означало нечто не вполне реальное, никогда в глаза не виданное, некий почти нестрашный жупел из прошлого, который в его играх неизменно бывал побеждаем, то для израильского "враг" - это близко, а для многих - настолько близко, что отца у них уже нет. А у кого и матери, а кто и сам...
И не играют они в войну. Не делятся на евреев и арабов, не лежат под кустом и не кричат "пиф-паф, падай, ты убит". Все больше то в футбол, то в черепашек-ниндзя. То еще во что-то. То ли им этой войны в реальной жизни хватает, чтобы переносить ее еще и в игры, то ли как-то понимают, что серьезными вещами не играют... Черт его знает.
А еще там почему-то не пишут песни насчет отучить проверять, если кто там чего решит. И насчет грудью защитить иудаизм там тоже песен не пишут. Насчет врагов тоже. Поют вон от имени отца, который ждет сына из армии на выходные, рассказывает ему про то, как мама волнуется, как они его встретят в субботу. Нежная такая песня, какая-то недопустимо нежная для мужчины, на русский-то слух. Ласковая. Здесь бы такую если и написали, то разве что от имени матери или, допустим, Катюши (Ксюши, Наташи), которая по-над рекой кого-то там ждет с дальнего пограничья. Мужики по-русски если и поют, то только о том, как кому-то там что-то набить или что-то показать. То есть - в морду. А тут - хочется своего мальчишку обнять, волосы ему взъерошить. Не по-мужски как-то это, не по-русски, наверное. И мужики там умеют плакать.
Черт его знает.
Правда, в армии служить все еще престижно. А еще там поп- и рок-звезды поют песни на стихи погибших солдат. Бесплатно и сами. И все это крутят по радио. Перед каждой песней сообщают: стихи старшего сержанта такого-то, погибшего тогда-то и там-то. И поют. Хорошие песни попадаются, кстати.
Я к чему все это... Да ни к чему, в общем. Так.