Часть первая непонятно от чего. Не читать.

[cheshire_pig]

Бережное отношение к своему прошлому, истории страны и народа, в наши дни работает неким индикатором общей культуры нации. При этом по умолчанию считается, что прошлое, раз оно давно прошло, обладает всеми хрестоматийными признаками дряхлости, автоматически ассоциирующейся у нас с образом древней рассыпающейся старушенции у церкви. Прошлое, согласно этому стереотипу, непременно должно быть не только старым, но и ветхим, а потому его обязательно надо оберегать и сохранять, и не просто отгоняя мух и бомжей, но и путем всяческого рода активных мероприятий. Кто-то фонды разные организует и пилит, кто-то - пьянки благотворительные, кто-то бабушек с кепками в метро рассаживает - помогите на Храм. Как-то привыкло общество относиться к свидетельствам дней минувших, а паче - минувших давно, с этакой в лучшем случае снисходительностью и жалостью, как к тем же бабулям, чаще же - с высокомерным пренебрежением, как к давно прогнившим "Жигулям" на вечном приколе во дворе: с частично навеки спущенными, а частично и просто украденными колесами, битыми стеклами, проржавевшими дырками в кузове и истлевшим салоном. Стоять стоит, место занимает, а пользы никакой.

Оно, конечно, в стране, где прошлое непредсказуемо, его охрана может подчас обернуться и захватывающим приключением, полным интереснейших переживаний, а то и опасностей. Поди-ка поохраняй объект, имеющий обыкновение что ни день менять облик до неузнаваемости! Любой толстопузый охранник в лесном зеленом камуфляже, дремлющий в центре Москвы при входе в полуподвальный офис печатной конторы "Сукин и сыновья", вам подтвердит: никак такое не возможно. Только по двойной таксе. Но речь сейчас не об этом.

Склонность некритически подчиняться стереотипам и воспринимать все старое как ветхое и дряхлое может ввести в заблуждение и сыграть дурную шутку со склоняющимся, забывшим бессмертные строки классика про людей, которые были в наше время, и про богатырей - не нас. Как и про тот факт, что постройки, простоявшие три тысячи лет, в последний раз были построены именно что три тысячи лет назад. Из современных же ни одна трех тысяч лет не простояла, что явно свидетельствует об упадке нынешнего зодчества.

План реконструкции исторического центра Х-ска разработан и одобрен был с подачи нового секретаря одноименного обкома партии, в родной словесности сентенциям о пыли веков предпочитавшего пословицу про новую метлу. Новое назначение сделовало увековечить, но с оглядкой. Одной из причин перемещения из высококультурного Бобруйска в захолустный, хотя и в меру древний, Х-ск секретарь числил свой просчет с благоустройством городского кладбища по прежнему месту работы, где трудился, разумеется, тоже секретарем обкома. Жители сперва роптали тихо, но в конце концов терпение народа иссякло, глас его достиг высочайшего слуха, и начальство из ЦК выразило настойчивое недоумение: мы, конечно же, материалисты и в загробную жизнь не веруем, но луна-парк вместе с кладбищем? "Пещера ужаса" с натуральными скелетами между натуральных могил? Контраргументы с цитатами об экономности экономики действия не возымели, результатом чего и стала передислокация секретаря по номенклатурной горизонтали, географически - с севера на юг, в плане же престижа, разумеется, практически в пропасть.

В разрезе диалектического противостояния пыли и метлы городишко представлял собою непаханное поле. Пыль там была, и пыли было много. Пыль в городе Х-ске имела форму и вид желтой то ли от времени, то ли от выцветшей краски водонапорной башни на площади в старом приморском районе, окруженной домами-сверстниками, крепкими и желтыми, как зубы ломового битюга. В мысленной картине будущего преображенного города, рисовавшейся в секретарских мечтах, они были уместны не более, чем зубы ломового же битюга во рту фотомодели.
Сама башня, надо сказать, внешний вид города никак не облагораживала. Старая, изрядно потрепанная круглая тумба высотой с шестиэтажный дом, она более всего наводила на мысли не о славных временах былых побед и славы, а о непростительном благодушии наместника, вовремя не уследившего и не повесившего создателя сего шедевра немедленно по завершении строительства, а лучше бы - незадолго до его начала. Наместника извиняло разве что то обстоятельство, что пекся он более остального о делах сугубо прикладных, навроде снабжения города водой, а об эстетике и вовсе не вспоминал. Времена стояли лихие, турок не спал, не дремало и имперское руководство, и утверждать, будто бы нам точно известно, кого из них его превосходительство опасался больше, мы не возьмемся. Так или иначе, где-то в середине одного из прошедших веков по приказу наместника некие каменщики возвели нечто более всего напоминающее видом шахматную ладью, если у ладьи отбить сверху зубцы, наверху сооружения сообразили резервуар, а к нему смастерили и подъемный механизм мощностью две крепостные или солдатские силы. Внутри самой башни полезного больше не было ничего: только стены и винтовая лестница. Со временем надобность возить воду бочками на подводах и поднимать ее ведрами отпала, а башня так и продолжала разнообразить пейзаж и дожила до того момента, когда неумолимой волею партийного начальства в городе сменился секретарь обкома партии.